Этим утром Валери мало чего хотелось больше, чем не вылезать из постели. В жизни каждой женщины бывают такие утра, когда бессмысленная праздность кажется привлекательнее любого, самого увлекательного дела. И, даже несмотря на то, что сегодняшний день действительно обещал быть занимательным, главе Дома Розы хотелось одного – укутаться с головой, отослать слуг и просто лежать в полумраке спальни, позволяя своим мыслям свободно течь, огибая камни решений и сомнений.
Валери, впрочем, не была бы главой Дома, если бы шла на поводу подобных желаний. Поэтому она встала, оделась, раздала распоряжения слугам и отправилась в зал, именуемый Тронным еще до объединения Авиньона.
Трон из зеленой яшмы – великолепное творение мастеров прошлого – был крайне неудобен. На нем можно было лишь восседать, но никак не устроиться поудобнее. Каждый раз устраивая свои руки на резных подлокотниках Валери думала о том, что с большей охотой бы сидела на обыкновенном стуле, или даже примостилась бы на ступеньках возвышения, однако традиции… Мало кто ценил традиции так же, как Валери, но иногда это требовало от нее слишком больших усилий. Как сегодня, например.
Послание от внука опередило его самого лишь на два дня. Квохте явно очень торопился оказаться в родных землях вместе с находкой, о которой он говорил в письме несколько смятенно. Впрочем, будь Валери на его месте, она бы не стала доверять подобные вести бумаге, даже должным образом зашифрованной. Матрона Дома Паука. Переселение из тела в тело. За всю свою долгую жизнь Валери не доводилось слышать о последнем, но если годы и научили ее чему то, то лишь тому, что «невозможно» - нелепое и глупое слово.
Когда Квохте вошел в зал и тяжелые двери закрылись за ним, Валери не пошевелилась на своем троне, лишь обозначила кивок едва уловимым наклоном головы. Внук стоял у возвышения – в Тронном зале не сидел никто, кроме главы Дома, это тоже была традиция – а она думала о том, стоят ли все эти условности хоть чего-нибудь. Тронный зал многие года был пуст. Его давно не наполняли придворные. Холодный камень стен и паутина диких роз на них. Так и было задумано изначально, но сейчас заросшие стены казались Валери еще одним признаком запустения.
Стражники ввели пленницу. Квохте скривился от отвращения при виде ее, и будь Валери на его месте, и даже не знай она, что из себя представляет эта Ранис, она бы тоже не удержалась от гримасы. Светлая эльфийка не должна выглядит столь потрепанной. С другой стороны, если верить Квохте, светлой она как раз не была.
- Ты решил, что она в моих руках, - негромко сказала Валери, перестав на миг разглядывать пленницу и переведя взгляд на внука. – Любезно с твоей стороны, дитя. Ты не убил ее, ведомый своими подозрениями, и не оставил ее в Храме. Надо ли мне полагать, что у тебя уже есть решение ее судьбы?
Она вновь взглянула на пленницу. Темная, тяжелая красота – можно ли было так сказать об эльфийке? О любой другой – нет. Руки, знающие, что такое тяжелая работа, резковатые черты, слишком короткие волосы. Холодные глаза. Валери часто видела этот взгляд в зеркале.
- Ты, - медленно произнесла глава Роз. – Что ты желаешь сказать о своей дальнейшей судьбе, Ранис из Дома Паука? Кажется, этим именем ты назвалась моему внуку.

— Увы, слишком хорошо осведомлена, что редкая добродетель идёт без задней мысли. Особенно когда разговор заходит о бывших врагах.
Всё же, прежде чем она потратила знать Ррица, она провела годы, готовя смертоносных пауков и отряды рейдеров, вредителей. А уж взрывающиеся чудовищным кислотным варевом и осколками марионетки патриарха Паутинника, её магов и учеников, говорят, и вовсе забрали мучительно и болезненно жизни немалого количества благородных и не очень светлых эльфов.
— Или просто потому, что могу, — добавила к предположению Валери бродяжка, ещё раз пожав плечами. — В отсутствие чаяний и страхов, отравляющих жизнь,  можно открыть немало драгоценных мелочей, которые делают существование ценным. Хотя кто-то гордый мог бы поспорить, я не вижу большой проблемы, пока меня не спровадят на киноварную разработку, где у меня ртуть горлом пойдёт и я вскорости умру. В конце концов, мы всё немного пленники многих неизменных обстоятельств. Знаний, плоти, родословной.
Она лукаво посмотрела на молодого эльфа, которому приказали её развязать. Ух. Он бы не хотел этого делать просто потомк, что его взор заволакивает предубеждение.
А ведь этот парень когда-нибудь должен будет взять бразды правления Домом на себя. Если ему повезёт. Она тоже застанет это время, если ей повезёт и её за всю эту насмешливую желчь не придушат. Но Ранис оставалась верной себе сецчас, чтобы обезопасить себя от сюрпризов и неловко испорченных отношений в будущем. Ну, была она такой: по настроению — болтушкой, без желания понравиться, даже, скорее, наоборот, с филигранно вытканной паутиной деталей и намёков, которые становятся виднее лишь с оглядкой, в иные же моменты — снисходительно молчащей и ухмыляющейся и тем раздражающей заговорщицей, в целом индифферентной ко всему наблюдательницей. Она специально показала Квотхе руки, раскрыв веером пальцы с ладонями вверх, показывая: "смотри, ну что я тебе сделаю?". Несмотря на тираду, нюона больше не задавала вопросов и вопросов, как и в прошлый раз, не имела. Она не преклоняла колено, впрочем, тоже.

Отредактировано Ранис (12-07-2018 23:55:03)

Топкая трясина слов, которые сплетала пленница была, однако, филигранно точной. В словах этих, не имеющих глубокого смысла и полных псевдо философских воззрений угадывался острый ум. Угадывался даже сейчас, когда Ранис из Дома Паука явно прибывала не в самом четком состоянии рассудка. Спрятанная в теле девчонки, эта женщина была, несомненно, старше, чем могло показаться на первый взгляд даже привыкшим к подобному эльфам. Была ли она той за кого себя выдавала? Валери не была склонна верить кому бы то ни было на слово. Квохте был полностью уверен, кого привел в Розовый Дворец, она – нет. Но это ничего не меняло.
- Так ты ничего не боишься, ничего не желаешь и ни о чем не просишь? Воистину, ты должна быть счастливейшим существом в этом мире, Ранис из Дома Паука. Я могу только позавидовать тебе, - Валери легко улыбнулась. – Потому что я и боюсь, и желаю. Только лишь не прошу – в этом мы с тобой схожи. В остальном же я пленница, как ты и сказала. Как, впрочем, и ты.
Она с некоторым любопытством следила, как Квохте, с явным недовольством, снимает с Ранис путы, и от ее глаз не укрылся насмешливый жест пленницы. Внук кипел негодованием, словно не он был тем, кто привел в Розовый Дворец врага. Впрочем… он был молод, и если и есть время для горячности, то когда, если не сейчас? Валери испытывала даже некоторую зависть, ведь когда она заняла место Старейшины после своей матери, она была моложе Квохте, и для горячности у нее уже не оставалось времени.
- По правде сказать, дитя, я не вижу в нашей гостье той пользы, которая оправдывала бы риск держать ее в нашем доме, - медленно произнесла женщина, рассеянным жестом поправив волосы. Она лгала, но эта ложь ничуть не смущала ее. Валери увидела возможную выгоду от наличия бывшей матроны из Дома Паука в тот же момент, как послание Квохте дошло до нее. Выгода это была смутной, и Валери надеялась, что воспользоваться ею не придется, но она всегда предпочитала иметь запасной план. А лучше десять. – Впрочем, ты не прав. Пауки – полезные твари, когда есть проблема с насекомыми. Как знать… - она не закончила и сделала неопределенный жест рукой. – Твоя же дилемма разрешима довольно легко. Ранис из Дома Паука. Ты живешь достаточно долго. Приходилось ли тебе слышать о Белом меде?
Архивы Дома Розы были обширны, и пусть сейчас Авиньон не отдавал должного древним знаниям, хранившимся здесь, века назад все было иначе. «Белый мед» был ядом, получаемым из корней сизой крапчатки – достаточно распространенного растения в низовьях рек Авиньона. Должным образом обработанный и загустевший сок из корня крапчатки становился ядом, медленно убивающим жертву в течении трех дней. Он имел сладковатый вкус и прозрачно-белесый цвет, за что и получил свое название. Противоядие…  существовало. Однако, принять его надлежало в течении первых суток. Если опоздать, начавшиеся повреждения мозга уже никак нельзя было восстановить – никакой магией. Тут бы и все, но коварство Белого меда было даже не в этом. Белый мед нельзя было вывести из организма окончательно. Противоядие только тормозило процесс. Через сутки его надлежало принять вновь, потом еще и еще. Один раз отравленный «медом» становился его заложником до конца жизни. В архивах Роз было лишь два случая, когда происходило полное исцеление – и в обоих случаях причина была указана как «воля Шеар». Архивы были точны. Никаких сомнений в том, что случилось именно так, как было написано, быть не могло. Вряд ли предки решили бы прикрыть волей богов собственное незнание.
- Ты выпьешь яд. Противоядие достаточно сложно в приготовлении, но при наличии надлежаще оборудованной лаборатории процесс не займет больше недели. Рецепт будет тебе предоставлен. До того момента тебе придется воспользоваться запасами противоядия, которые есть у Дома Розы. Конечно, количество противоядия, которое ты можешь приготовить из предоставленного тебе сырья рассчитать несложно.
Уточнять и угрожать было бессмысленно. Попытка запастись противоядием впрок ничего бы не дала. Попытка умыкнуть несколько порций под предлогом испорченного сырья или перегонного куба – тоже. Ранис из Дома Паука была умной женщиной, и Валери не было нужды оскорблять ее ум произнесением этих мелких деталей вслух. А о том, что эта женщина слышала о Белом меде, сомневаться и вовсе не приходилось.

— Начинали учить зельям меня тоже пару веков назад, — повела плечом эльфийка. Ещё детская пухлость не сходила с щёк дочерей и не полнели груди, а матриархи уже спешили привить своему выводку все необходимые для выживания привычки и знания. Из всех тогдашних претенденток на серебристый трон и Паутинник Ранис, закрывшаяся в лабораториях и прохладных склепах ещё до совершеннолетия, была самой незаинтересованной и неамбициозной. Это исключило её из списков на убой в усобной грызне, а когда дошло дело до устранения всех угроз, даже таких незначительных… скажем так, Ранис была не экзальтированно однонаправленной учёной, а просто неторопливой и обстоятельной, всегда, и нехватку амбиций ей компенсировал здравый смысл и холодный расчёт: убивай, пока не убили тебя. Они же её потом подводили, но с кем не бывает, верно?
"Избавь меня от своего душного торжественного пафоса, охотничек, — подумала, с трудом удерживаясь от явного закатывания глаз, Ранис. — Раз повезло, заплатив жизнью сородича вампира испепелить и найти беспомощную тень некроманта, и всё, сказание на века”.
Она с вяло задранным уголком сухих губ приняла и весть о том, что ей придётся работать под кем-то — интересно, а как собирались объяснить постоянные приход и расход противоядия своему алхимику розочки? Вывалить правду, с кем он и почему трудится под одной крышей наголо? Ой ли! — и о том, что Валери не оценила этот задор своего потомка. Как же. Гостья.
Весь тот голод, который Ранис успела даже под притупляющей все чувства “росой” нагулять обратился в лёгкую сухую тошноту. Конечно, никто не хочет пить яд, когда хочет жить, и неспроста самые опасные и тяжёлые лекарства — это пилюли горькие, которые так просто не проглотишь. К тому же, ей совершенно не обязательно было принимать белый мёд, чтобы становиться лояльной, равно как и принимать противоядие, чтобы не предавать. У противоядия белого мёда, как тоже воздействующего на разум и его связь с телом, был целый список возможных побочных эффектов, помимо самого чувства неутешительной зависимости и обречённости. Именно поэтому рано или поздно даже живущие на нём и имеющие доступ к средству отравленные сдавались. Или просто не отживали полный жизненный срок. Она сама, конечно, никогда не умирала от старости. Но своё совсем молодое тело ей было жалко, и иной раз поеденную червями дохлую белку она чистила вываривала с большим аппетитом, чем глотала бы сладковатую мерзость, чтобы потом всю жизнь питаться горькими пилюлями, которые, в отличие от обезболивающих и снотворных, до того ей были вовсе не нужны.