Третий лунный покров продолжалось путешествие Илиндира из Дома Мотылька, две весны назад коронованного эделингом. Согласно древнему обычаю, будущий король объезжал владения древних Домов вместе со своей свитой, дружиной, состоявшей из фенейлей – молодых воинов, не вступивших в права наследования – а также друидов и целителей. Каждый Дом принимал эделинга с видимым почётом, но мрачен был Илиндир в сердце своём, ибо открылись ему ныне многие печали Народа, что постигли его со времён древней славы. Он видел и опустевшие, поросшие мхом залы Розы, и треснутые луки в покосившихся лачугах Оленя, и бронзовые доспехи Лисиц, что были забыты ради презренных сердцу воина лопат и кирок. Нигде нельзя было найти отдохновения от приторного вкуса декаданса, что, подобно горькому мёду, лип к губам и языку, оставляя долгое, жгучее послевкусие. Но хуже всего было осознание того, что та же картина ожидает по возвращению домой, в великолепные Чертоги Мотыльков, дворцы королей и героев, где ныне гнездилась призрачная Тень. Подобно смертельному яду, что стремится по жилам к самому сердцу, чтобы навечно остановить его биение, поражал упадок Сердце Авиньона, владения Достойных.

 
Бежать! Бежать, не останавливаясь! Бежать, пусть в памяти останутся лишь светлые мечты и образы сказаний, пусть никогда не будет осквернён Дом видением Падения Его, пусть мысль хранит Его первозданную красу, какая явилась в день, когда мать впервые привела сына под сень древ Священной Рощи, где ветви покачиваются вслед птичьим трелям. Пусть наполняется пространство золотыми переливами, пусть сверкает серебро сонных нитей, пусть содрогается воздух от восторга внимающего заведённому рассказу, и струны арфы взывают к милости звёзд. Пусть скорбь будет там, в далёком пространстве, среди теней зубастых скал и искорёженных деревьев, но никогда не в сердце; там будет – Дом.

Пусть прах останется забвению,
И не увидит разорения
Тот, кто поскачет ныне прочь
От отчего порога – в ночь.

Ах, как сладок нектар неведения и беззаботность юных лет прежде, чем тяжёлый возглас зрелого разума – иллюзия! – ударом боевого молота сокрушит их в пыль. Минуту, ещё мгновение; увидеть, ухватить ускользающий проблеск сна, тающего под лучами беспощадного солнца. Ещё хотя бы раз! Но нет, исчез, пропал навсегда, лишь смутная дымка наполняет разум, и странное тепло разливается где-то у груди. И всякий прячет её у самого сердца, скрывает до поры, в безмолвной надежде – однажды, вернётся. Но разве справедливо, когда утраченным сном оказывается не далёкая мечта, но то, что всегда казалось таким родным и близким, а теперь в миг оборачивается словно бы в уродливое чудище? Разве пристало сказанию теряться прежде обретения? И разве можно где-либо спастись от собственной ясности ума?  Никак. И всё же Илиндир искренне пытался, искал в дальних краях отголоски утраченного, вспоминая услышанное когда-то. Порою он слышал их среди древних руин, у журчащих ручейков, в великих дворцах Домов, но всюду, едва прислушаешься – переголосье птиц, лишь приглядишься – мелькнёт тень и исчезнет среди дерева или камня. Со временем, он стал осознавать и мириться с реальностью, но иногда это странное тепло в груди вновь разливалось, и печаль по ушедшему накрывала его. Казалось, никакой Дом или род не способен восполнить это ушедшее, а без него и само королевство казалось эделингу не более, чем шуткой какого-то великого иллюзиониста. Смесь страха и радости наполняли его, когда он покидал дом, но теперь же оставалось лишь угрюмое разочарование. Каждый раз, посещая новый край, утрачивал Илиндир частичку надежды, ныне же оставался лишь крохотный огонёк, едва ли согревавший. Всякому мерзостен яд скорбей, что наполняют чистый разум юноши и обращают его в сурового мужа. Теперь, думал Илиндир, он испивал этот яд в полной мере.
Сейчас тот крохотный огонёк горел чуть ярче, но вокруг сгущался мрак тоски и неверия, ибо эделинг шёл последней неизведанной дорогой Королевства. Эта дорога вела в Край Тумана, древнюю землю седых гор, каменных замков и необычных для остального Дайяра холодов. Он не был наивен, чтобы верить, будто в этом последнем прибежище отыщет давнюю пропажу, но огонёк, пусть уже и нежеланный, всё же едва колебался, и в сердце зарождалось волнение. Что, если вдруг? Нет, этого не может быть. Твердыня окажется такой, как и всё до неё – великой тенью великого прошлого, исполненная упадка, скованная неволей безжизненности. 

 
Согласно традиции, объезд проходил в том же порядке, в котором каждая страна была когда-то завоёвана Королями на Лиственном троне. Туман пал последним, но меньшие Дома, что возникли после создания единого Авиньона, посещались прежде родительского, из которого они вышли. А потому сперва эделинг гостил два покрова у старейшины Дома Росы, и лишь затем двинулся в путь на юг вдоль западного берега. Вскоре, пред эльфами предстали отроги Туманных гор, чьи пики намного пронзали облака, и они вышли на дорогу, что звалась слиах модран и вела вдоль восточных склонов. Здесь было довольно пустынно; эльфы не любили слишком открытых пространств, а потому долины между горами и лесом, что виднелся на востоке, часто пустовали, хотя порой дружина всё же встречала на пути редкие общины или отряды следопытов. О пересечении границ Тумана свидетельствовали опорные пункты – в основном, каменные башни и форты, возвышавшиеся над долинами. Тропы, которые стали тут куда более многочисленными, патрулировали всадники на грациозных белых кали, и Илиндир, видя их, подумал, что хотел бы иметь такое прекрасное ездовое животное. Едва завидев знамёна с тремя мотыльками (гербом эделингов), часть всадников немедля пустилась в карьер в сторону Твердыни, предупредить старейшину – хотя, уж верно, сигнальные огни дозорных успели с этим делом прежде – а другие присоединились к процессии, приветствуя наследника и символическим образом принимая гостя под покровительство своего Дома. Спустя ещё день пути, всадники возвратились со словами от старейшины Теннерила, в которых он восхвалял Дом Мотылька и передавал самые горячие приветствия эделингу, приглашая, как можно скорее, прибыть в Твердыню. Было принято решение разбить лагерь на ночь, а с рассветом завершить последние мили пути и прибыть в замок около полудня. Элхир Тумана остались с принцем и его людьми на эту ночь. Лагерь начали ставить засветло, причём, поначалу, эльфы из свиты эделинга не вполне понимали, зачем укреплять этот временный очаг по всем правилам военной науки, в родной-то земле. Воины Тумана быстро растолковали им, что вокруг – приграничные земли, а потому крупные отряды рейдеров из Ррица здесь не редкость, шпионы же встречаются ещё чаще, так что всегда следует быть начеку. Часть фенейлей встала на охранение вместе с серыми плащами. И так Дайяр погрузился во тьму.

 
Илиндир пребывал в угрюмом настроении всё это время, почти не обращая внимания на окружающих, думая почти лишь только об огоньке. Посланцев Дома Тумана несколько смутило отстранённое приветствие эделинга, совсем уж взволновавшее ближайших к нему эльфов. Но чтобы человек или эльф делал без верных друзей в трудный час, когда всё вокруг кажется не стоящим никакого внимания? Таких друзей у Илиндира было немного, однако, те, что были, совершенно не намеревались терпеть ни дурное расположение духа принца, ни возможности того, что первое впечатление о будущем короле в Доме Тумана окажется не слишком благовидным. А потому они придумали забаву, которая должна была развлечь и самого Илиндира, и членов Дома Тумана. Первым в высокий шатёр богатых темноцветных тканей вошёл Илветрид Харленглау, своим прославленным сладкоречием пробудив в Илиндире страсть к приключением и юношеский азарт, как в былые дни. Рилеан Скорый Клинок был на редкость обходителен, искренне стараясь не испортить дела своей обычной дерзостью. Эвлендур и Атандир забавлялись будто бы отвлечённой беседой, украдкой поглядывая на мину эделинга. В конце концов, под этим беспрецедентным давлением, Илиндир сломился и был вынужден уступить. Он даже забыл об огоньке и окружавшем его мраке, которые теперь заменило куда более приземлённое и инфантильное чувство проделки. Под покровом темноты, спрятав под плащами дозорных опознавательные знаки и оставив своим лишь краткое послание, пятеро выехали из лагеря и отправились в сторону Твердыни.

 
Вскоре они увидели очертания величественных стен и башен, что возвышались на горе Аресаак, и им стало ясно, что Твердыня перед ними. Поистине, грозна была крепость Молота Гор, возведённая ещё в те времена, когда не случился Раскол между эльфами Лунных Чащоб. Велики были белые башни, вздымавшиеся над пиками гор, неприступны стены и крепки бастионы. Надменно взирала Твердыня на низины со своих недосягаемых высот: армии казались ей не более, чем горсткой муравьёв, пожары были ей что огонёк свечи, лишь сами горы, казалось, могли бы сокрушить могущество Тумана, но их союз был древнее самого Авиньона. Взирая на укутанную ночной дымкой долину, Илиндир думал о древних сражениях и походах, о смертях героев, что случились здесь. Не даром последним очагом в пути эделинга становилась Твердыня, ибо Древнее Королевство Тумана долго стояло против Бабочки и пало последним. Сам Лэалэндир двинулся с огромным войском против могучего Хальрига, последнего Короля Тумана, и здесь, у подножья Аресаака и у стен Твердыни, развернулось величайшее сражение. Ниммерин, лучший из воинов Высокого, отомстил за гибель брата и сразил Хальрига в поединке, и войско Тумана было разбито. Тогда овдовевшая королева склонилась перед Драконом Войска и вручила ему последний из Даров, и так завершилось Объединение. Здесь, в туманной низине, Король-Мотылёк стал Единым Королём, и это был добрый урок, который следовало бы запомнить всякому эделингу. Илиндир же представлял битву, и его сознание вырисовывало причудливые образы уже виденных им непреклонных воинов Тумана, сражающихся против героев его матери. И, хотя они бились по разные стороны, наследник думал, будто бы ими движет единый рок, и в этой мистической реставрации они не испытывали ненависти друг к другу, но лишь сражались, исполняя свой долг, как и подобает истинным воинам. В конце концов, битва подходила к завершению, смертельно раненный Хальриг ронял свой меч, а его люди покорялись, и знамя Авиньона вздымалось над полем. Но, стоило Илиндиру бросить взгляд на холм, куда вздымался сам Величайший из Плодов, видение размылось и пропало, оставляя лишь былую туманную дымку.

 
Спустя ещё четыре часа галопа, эделинг и его спутники встали у склонов. Но прежде, чем пройти дальше к подъёму, они стали проезжать широкую долину меж двух выступов в могучем хребте. Долина эта была усеяна холмами, над некоторыми из которых возвышались каменные башни и горели огни. Илиндир пояснил друзьям, что это, должно быть, знаменитая Долина Тысячи Курганов, что лежала под тенью Хребта, и дорога через которую вела в Твердыню. Холмы были большими курганами, где были захоронены король Хальриг и его воины, а также сыны тех Домов, что сражались против них и пали. Хотя всадники объезжали долину по окоёму, в центре они видели возвышавшийся Королевский Курган, где покоился сам Последний Король Тумана, почитавшийся среди этого Дома даже после объединения. Очередная тень, ещё один проблеск былой славы, что не мог быть пойман и только свидетельствовал о том, сколь отличны были дни сегодняшние.
Миновав долину, Илиндир и его товарищи встали на путь, что вёл в гору. Твердыня теперь возвышалась прямо над эльфами. Отсюда она казалась сплошной, хотя прежде всадники видели, что единой постройкой является лишь цитадель, остальные же располагались отдельно на пригодных для того горных площадках, и все были связаны между собой горными проходами. По счастью, Рилеан уже бывал здесь в качестве герольда и помнил проезд через хитросплетения скальных лабиринтов, которые вели к крепости. Правда, помимо природных препятствий, оказалось ещё немало рукотворных: повсюду возвышались башни, небольшие фортеции и стены, перекрывавшие те или иные ходы. Эльфы опасливо оглядывались по сторонам, стараясь разглядеть в глубине бойниц отблеск на наконечнике стрелы или чьи-то сверкающие от жажды крови глаза. Ни в одном укреплении не горели огни, но тренированным дозорным это было и не нужно – Илиндир и его спутники понимали это, так что теперь идея отправиться к Твердыне самим, без опознавательных знаков, уже не казалась им такой остроумной. И всё же, подбадриваемые друг другом, они продолжали путь, гадая, сколько глаз сейчас наблюдают за каждым их движением. А наблюдало множество, ибо разведчики Тумана не уступали в скрытности горным леопардам. Но пока воздух не прорезал свист ни единой стрелы, и ни один приказ не нарушил мертвенной тишины, в которую так упорно вслушивались молодые эльфы. Они знали, что находятся как на ладони, знали, что зловещая тишина среди скал может стать их погребальным зовом. И всё же пока в воздухе повисло тревожное ожидание, а Илиндир и его товарищи продолжали продвигаться вперёд по лабиринту - этому симбиотическому творению природы и цивилизации, используемому в военных целях, что весьма точно отражало характер эльфийского народа.

 
И вот перед ними предстала дорога, освещённая факелами, а на конце её - могучий барбакан, преграждавший проход по неглубокому ущелью. Отвесные стены ущелья походили на стенки саркофага и, похоже, вскоре могли сыграть для юных героев именно такую роль. От барбакана в сторону каждого утёса возвышались сплошные стены, соединяемые с природной преградой мощными круглыми башнями. Какая бы армия не решилась штурмовать это укрепление, она бы сложила здесь головы десятка тысяч своих сынов. Узкий проход, где не было возможности развернуть силы большие, чем сотню, и только следопыты серых плащей знали тайные тропы к скалистым утёсам, откуда их лучники могли безнаказанно обрушивать на врага лавину стрел. Однако не сила и не положение барбакана удивили Илиндира и его спутников, наслышанных, безусловно, о фортификационном искусстве Дома Тумана, но то, что из нижних бойниц этого сооружения виднелись всполохи пламени. Там, несомненно, кто-то был, и этот кто-то – привратник, чья должность при дворе всякого Дома закреплена ещё в древнем законе Междуцарствия, как стоящего на первом из врат в королевский чертог. Привратник отвечал за стражу и почтовую службу, и только он обладал властью пропускать во владения Дома посторонних.

 
Воодушевившись присутствием кого-то, кто не скрывался в тенях, юные эльфы подъехали к барбакану. Первым чуть вперёд выехал Илветрид.
- Эй, привратник! От твоего ли это пламени виден свет в барбакане? Встань же и открой врата, ибо прибыли гости к Дому твоего народа, – громко кричать не было нужды, ибо острый слух эльфов и мертвенная тишина позволяли услышать сказанное даже на высоте барбакана.
Послышалось раздражённое сопение. Привратник отвечал с явным недовольством:
- Кто это там зовёт меня? Разве вы не знаете, что нет слаще предрассветного часа для сна светлых сородичей, и лишь злые твари рыщут в это время под покровом темноты?
Илветрид весело рассмеялся.
- Ты не прав! Ибо также нет слаще этого часа для певцов и сказителей, и они также бодрствуют и на них сходит божественный дар. Так создаются прекраснейшие песни Народа.
- Ты, стало быть, бард?
- Отнюдь, - возразил Илветрид, - иначе я бы ныне возлежал на свиной шкуре у огня и жевал фирстовый корень, чтобы обрести гавур, ведь сегодня хорошая ночь для этого.
- Тогда я не знаю, что бы вам здесь делать и зачем хотите попасть за врата.
- Мы идём выразить почтение высоким Дома твоего, привратник. Открой нам и узнаешь, кто мы есть. – снова позвал Илветрид.
- Все высокие и все низкие Дома моего ныне спят и вряд ли захотят принять вас и ваше почтение.
Тут вперёд выехал Илиндир и заговорил более серьёзно, чем его товарищ, но всё же с некоторой усмешкой:
- Открывай, привратник, ибо мы едем к твоему господину, старейшине Дома Тумана, и он ожидает нас! Или могучий Дом Его позабыл о древнем завете гостеприимства и готов оставить явившихся к нему без очага, еды и крова на ночь?
- Кто же вы, что мой господин, прославленный владыка и воин, будет принимать вас, как гостей, в такой час? Да и не велит древний закон привечать не назвавшихся, ибо всякое лихо приходит безымянным.
- Неужто славная некогда Твердыня испугалась пятерых странников, что явились к её могучим стенам? – насмешливо прокричал Илиндир. - И разве не ведаешь ты, что с древних времён всякий Дом, великий и малый, обязуется приютить светлого сородича, который просит о праве заезда.
- Разве я вас знаю, откуда вы родом, какому господину служите, да и намерения ваши? Не разгляжу я ваши лица, только глаза, чтобы навести стрелу. Всякий светлый сородич предпочёл бы дождаться рассвета - ведь он уже вот-вот займётся - чем плутать во тьме среди скальных лабиринтов. Не от того ли едите под покровом сумрака, что суть ваша – твари тьмы, кому мучителен свет дневной? А, может, лазутчики вы Тёмного Царства, что рыщут здесь ночами в поисках тайных горных троп? Пусти я вас, их головы увидели бы вы на пиках вдоль дороги.
- Остерегись равнять нас с тёмными, ибо за такое оскорбление я сам насажу твою голову на копьё! – вмешательство Рилеана было весьма предсказуемым, но Илветрид удержал его от других выкриков.
- Кто это так смел и глуп, что бросается с угрозами на крепостные стены? – с насмешкой спросил привратник.
- Это мой друг, и он оскорблён тем, что ты принял нас за тёмных сородичей, хотя все мы тут благородной крови Великих Домов. – ответствовал Илиндир.
- Неужели? И к какому же Дому вы принадлежите? Протруби в свой рог, и я тебя узнаю.
Тут разумным бы было последовать требованию привратника, ибо рог Мотылька был при Илиндире, но жажда плутовства ещё не была всемерно удовлетворена, кроме того, спутники его явно только разогрелись.
- Не стану я трубить в рог…
Нужды нет будить спящих
Ведь, как ты сам сказал,
Для сна нет часа слаще.
- Славный энглин! – одобрительно отозвался привратник. – Должно быть, всё-таки, странствующие поэты пожаловали к Твердыне. Нет у меня для вас никакого дара.
- Если так, то тем паче ты должен ввести нас в чертог твоего господина, - сказал Илиндир, - ибо великий позор падёт на того, кто откажет сказителю в приюте и пище, как гласит древний закон.
- Что же, силён ты в острословии, незнакомец, - ответил привратник, после чего тон его сделался угрожающим: – Но моё терпение на исходе. Будь ты бард или воин, но око на оке, стрела на тетиве, и воин на страже своего господина. И, если не скажешь сейчас, кто таков и друг ли ты моему Дому, я пробью тебе левый глаз у самого носа.
Илиндира охватили страх и сомнение, поскольку привратник явно не шутил. Он думал, должно ли открыться сразу и оглянулся на друзей в поисках поддержки, но теперь все четверо уставились на него, ища того же. Кроме того, Илветрид находился чуть позади, и, похоже, роль переговорщика волей-неволей возлагалась на эделинга. Несмотря на опасение быть подстреленным, молодой эльф сохранил самообладание, гордо запрокинул голову и решил обороняться через нападение.
- Ежели погубишь меня, то вовек не выплатить тебе галана и не найти убежища в землях эльфов, людей и орков. Если же я протрублю в рог, то лучше тебе от этого не будет, ведь тогда все в замке узнают, кого ты не пропустил, - сказано это было с умеренной дерзостью, и Илиндир мысленно приготовился поймать стрелу.
Привратник явно не ожидал такого отпора и решил пока не пускать в ход оружия.
- Что же ты за птица, что за жизнь твою назначен такой галан? Уж не Король ли? И кто все те, что с тобой?
Наконец, пришло время главной насмешки Илиндира:
- Со мной здесь Рилеан Скорый Клинок, защитник эделинга, которого ты оскорбил, прозванный так за то, что его клинок вылетает из ножен быстрее, чем он успевает о том помыслить. Первым же с тобой говорил Илветрид Серебряной Флейты, которому не сыскать равных в игре на этом инструменте среди сородичей его возраста. Ещё здесь Атандир из Дома Мотылька, знаменосец эделинга, и Эвлендур из Дома Земляники, виночерпий эделинга. Сам же я зовусь Илиндир из Дома Мотылька и по праву являюсь эделингом этого королевства.

 
Начался период длительного и тревожного выжидания, и ни одна сторона не проронила ни слова. Однако, вскоре, створ ворот отворился, оставив небольшую щель, так что всадники могли проехать друг за другом. С некоторым недоверием, но не видя для себя иного выхода, Илиндир и его спутники воспользовались этим шансом и проехали за ворота. Здесь располагалось небольшое подворье, где находились конюшни, колодец и заезжий дом для привечания путников перед дальнейшим путешествием к Твердыне. Молодые эльфы осмотрелись и не увидели никого прежде, чем с барбакана сошёл высокий темноволосый эльф гордого вида, не молодой и не старый (Илиндир подумал, что ему за сотню лет), который и был привратником. Всё его снаряжение было стальным, шлем и нагрудник были украшены золотыми и серебряными гравировками, золотая гривна покоилась на груди, рукоять меча была инкрустирована драгоценными каменьями, спину же его укрывал плащ из тёмного бархата. Илиндир, хотя и знал о богатстве Дома Тумана, но подумал, что этот сородич, должно быть, имел очень высокий достаток и был приближён к самому старейшине.
- Прости меня, Илиндир из Дома Мотылька, сын Дивеайта и законный эделинг этого королевства, что не признал тебя и твоих товарищей. – привратник почтительно склонил голову и лишь немного склонился телом, но тон его не содержал никакого сожаления или стыда.
Напротив, сын Тумана держался высокомерно, подняв голову, и губы его изогнулись в полуулыбке, так что Илиндир решил, что шутка друзей и словесная перепалка позабавили его не меньше, чем самих затейников. И, кажется, привратник ничуть не был смущён тем, что едва не пристрелил наследника Лиственного Трона. Он продолжил:
-  Мы ожидали тебя и твою свиту большим отрядом и лишь с утра, как предупредили нас герольды. Старейшина Теннерил поставил меня, своего близкого родича, на эти врата, чтобы не оскорбить тебя низкой знатностью проводника и препроводить в чертог моего господина. Тебе следовало бы назваться сразу, славный эделинг, и тогда я с радостью бы открыл тебе врата.
Илиндира весьма развеселила дерзновенность привратника, а вот Рилеан не сдержал гнева, хотя сдерживание себя никогда и не входило в список его приоритетов:
- Ты смеешь обвинять нас в собственной слепоте!? За это и прошлое оскорбление я с радостью пролью твою кровь, надменный пёс! – выскользнувший из седла Рилеан уже было бросился к привратнику, но Илиндир вовремя преградил ему путь плечом, а Атандир ухватил за рукоять меча на поясе так, что Скорый Клинок не успел на сей раз выкинуть глупости.
Привратник лишь вскинул бровь на этот вызов.
- Уверен, в Твердыне найдётся немало храбрых воинов, готовых удовлетворить твою жажду драки, Рилеан из Дома Мотылька. Я же здесь поставлен не для того, чтобы проливать кровь гостей моего господина, - тут он положил ладонь на рукоять своего меча, - но, если ты так оскорблён, я готов предоставить тебе возможность отмщения.
Тут Илиндир по-настоящему испугался за друга, ведь, если в Чертогах Мотылька с горячностью Рилеана были хорошо знакомы, то этот привратник, по своему виду, не стал бы с ним церемониться. Так что эделинг сделал шаг вперёд и положил ладонь на сердце в извинительном жесте эльфов, оставляя друзьям удерживать Рилеана.
- Прости и ты, привратник из Дома Тумана, слова моего друга, ибо он по природе горяч, а теперь ещё утомился в пути и не привык получать от ворот поворот. – медленно проговорил Илиндир, на что его собеседник лишь ухмыльнулся и убрал руку с клинка.
- Пусть только в присутствии старейшины и его родичей ведёт себя поскромнее, - сказал привратник, и тон его сделался более добродушным.
- Надеюсь, ты не в обиде на нас за шутку из-за которой мы явились неузнанными и прежде срока.
- Отнюдь. Но ваша шутка могла бы стоить вам жизни, ибо никто не проходит до Первых Врат неназванным, и мои воины несомненно убили бы вас, если бы не моё предостережение.
- Твои воины? – вмешался Атандир. – Но ведь вокруг ни души, кроме нас.
Привратник рассмеялся.
- А кто же подготовил коней на конюшне и разжёг огни, что ты видишь? Или, по твоему, Дом Тумана позволил бы врагу явиться к Первым Вратам, не понеся какого-либо возмездия за подобную дерзость? Четыре сотни и ещё шестьдесят глаз наблюдали за вами с той самой поры, как вы минули Долину Тысячи Курганов, и воины следовали за вами, не открывая своего присутствия.
Тут уже Илветрид сказал:
- Должно быть, твоё войско состоит из мышей, ведь как иначе оно могло оставаться столь тихим и незаметным даже там, где нет никакой поросли для укрытия! 
- Воистину, это мыши; я же их кот, - привратник горделиво улыбнулся. – Но если какому-либо врагу вздумается пробраться сюда и пойти через Врата на крепость моего Дома, то писк мышей будет последним, что он услышит прежде, чем захлебнётся в крови своих товарищей, что наполнит ущелье до самых его краёв. Из тел же их будет сложено великое пиршество мышей.
Тут привратник что-то крикнул за спину, но Илиндир не разобрал его слов, ибо у разведчиков каждого Дома был свой тайный язык. Спустя некоторое время, из тьмы с обеих сторон подворья возникли эльфийские воины, одетые в серые плащи, как и принято среди филеад Дома Тумана. От этого зрелища, у эделинга по коже пробежали мурашки, ибо он понял, сколь лёгкой добычей мог стать сегодня и проникся искренней благодарностью к предусмотрительности привратника.

 
Спутники Илиндира чувствовали себя глупо и были уязвлены, поскольку казалось им, что теперь не они были насмешниками, но другие посмеялись над ними. Так что они больше не стали говорить, но лишь последовали за привратником, назвавшимся Рамелом из Дома Тумана. Они утолили жажду водой из горного колодца, оседлали заготовленных лошадей и двинулись дальше в путь, за подворье, где ветвистая тропа вела через ущелье к возвышению, что было покрыто хвойным лесом. Во тьме ночной нельзя было разглядеть, но в окружавших стенах гор всюду были небольшие проходы и арочные окна, которые вели в искусственно выдолбленные ходы, откуда за любым путником наблюдали неусыпные дозорные Тумана. Тем прозаичнее казалось сравнение Илветрида, ведь серые плащи, подобно мышам, испещрили горы сетью нор и могли показываться где угодно, когда им только вздумается, зная секреты собственных ходов, когда чужак заблудился бы и в естественном ландшафте этих мест. Привратник не обманул, говоря о головах тёмных эльфов, насаженных на пики вдоль дороги. Это были разведчики из Ррица, которым не повезло заплутать в горных тропах и быть захваченными серыми плащами. Илиндир и его спутники поморщились от подобного зрелища, посчитав эту излишнюю жестокость достойной самих тёмных эльфов.
Но привратник указал им на другую картину, где свежие тела тёмных лазутчиков были подвешены над скалами, и вороны клевали их стеклянные глаза.
- Воины Дома Ворона, - сказал привратник и громко расхохотался, на что горы ответили гулким эхом.
От этой странной шутки и хохота всем пятерым стало не по себе, похолодел даже Рилеан, которому страх и благоразумие обычно были неведомы. Илиндиру же стоило огромных усилий сохранять самообладание, ибо он, в отличии от своих друзей, знал, в каких долгах перед Домом Тумана находится его собственный Дом, и ему довелось испытать тайное презрение старейшин и их родичей к династии упадочных королей и их наследников. Теперь живое воображение эделинга рисовало перед ним картину заманивания в ловушку, где воины Дома Тумана захватили бы его и его спутников в заложники, направив посланцев к отцу с требованием выплаты долгов. Либо, что ещё страшнее, собственная голова принца оказалась бы насаженной на пику над вратами Цитадели, и таким красноречивым образом Туман заявил бы о своём отделении от Лиственного Трона.

 
Но пока всё шло на удивление гладко. Повсюду малый отряд, возглавляемый привратником, окружали великие и малые горы, но везде они находили путь, благодаря своему многоопытному проводнику. Они въехали на утёс по пологому подъему и преодолели узкую тропу, что лежала между отвесной стеной и пропастью, а затем спустились вниз. Теперь, проезжая через малую долину, Илиндир видел небольшие постои погонщиков, а кое-где и постоянные жилища. Склоны здесь поросли ельником, и редкие деревья проникали также в низину, разливая вокруг неповторимый аромат горной хвои. Миновав эти места, путники были вынуждены оставить лошадей и преодолеть перевал. Поначалу это был пеший подъём по естественному склону, однако, вскоре их встретил вырубленный в скале арочный коридор, из каменных окон которого открывался великолепный вид на долину и склон соседней горы. Преодолев и это препятствие, эльфы спустились по ветвистой лестнице, вновь вступив в лесистое ущелье. На этой стороне, у форта, их уже ожидали стражи с заготовленными ездовыми. Таким образом, Илиндир и его спутники плутали ещё некоторое время среди низин и возвышений, пока устойчивый подъём не вывел их ко второму барбакану, что защищал проход меж двух могучих гор. Это укрепление было вдвое больше предыдущего и казалось поистине грандиозным, возвышаясь над землёй по меньшей мере на тридцать футов. Четыре круглые башни по углам казались конечностями четырёхрукого великана Истрабиала, стены были прочны и толсты, а бастионами им служили два заснеженных пика, на каждом из которых, среди старых елей, мог укрыться целый аглон. По зову привратника, стражи барбакана отворили врата, и всадники въехали во внутренний двор за ними.

 
- Здесь начинается город, - пояснил привратник, когда они вошли под массивный арочный свод, - но Цитадель, где стоит очаг моего господина, находится там, на самой вершине горы Аресаак, - при этих словах, он указал на пик горы, что, подобно тотемному столпу, возвышался над всей Твердыней, устремляясь далеко в небеса, где стоял чертог Древних Королей Тумана. – Нам придётся преодолеть немалый путь прежде, чем мы достигнем её. А потому, если желаете отдохнуть, заезжий дом подготовлен для вас. Здесь мы сменим коней и поскачем через залы великих пещер, где живёт мой народ, а затем меж белокаменными дворцами, которые избрали себе жилищем родичи Старейшины. Далее наш путь будет пешим, ибо лошади не выдержат крутой подъём – на это способны лишь наши кали. Перед самой Цитаделью лежат палаты воинов, а за ними – каменный мост через Ущелье Азграстадамора, куда тот был низвергнут прославленным Молотом Гор во Дни Многих Царей. И так мы попадём в дом моего господина, старейшины Теннерила.
Кровь Илиндира и его спутников кипела от страстного желания увидеть Твердыню во всей красе, и они отказались от отдыха, решив немедля, сменив лошадей, двинуться в путь. Согласившись с их желанием, привратник повёл их дальше.

Отредактировано Илиндир Лунная Бабочка (29-08-2018 20:00:33)