История

немного много, или Как мы дошли до жизни такой

Илиндир из Дома Мотылька ещё юн по эльфийским меркам, но тень старческой скорби уже легла на него, сиявшего прежде беззаботностью молодости. Давно улыбка не озаряла его лица, давно звонкий смех не раздавался в белокаменных залах в ответ на меткую остроту придворного. Тосклив и мрачен бродит сказочный король по коридорам своего сказочного дворца и, кто бы ни заглянул в бездонную синеву его глаз, не нашёл бы там иного, кроме печали. Такова тяжесть Короны Бабочки, возлегшая на главу и плечи властителя, которую и старейший из сородичей, и мудрейший из друидов поостерёгся бы нести, опасаясь содрогнуться под её гнётом. Что же говорить о юноше, едва ли познавшем и половину радостей жизни, когда он понял, что власть есть дар, столь же жестокий, сколь и неотвратимый. Задолго до того, как венец был возложен, почувствовал Илиндир его довление, словно ярмо раба, сдавливающее шею.

Говорят, судьба насмехается над детьми великих, и, если так, то жестока была её насмешка над потомками Лэалэндира Высокого, сплотившего эти земли под своей могучей пятой. И, если сын ещё был достоин отца, то внук уступал деду во всём. Ибо короли эти жили в мире и процветании, а всякого, кто пребывает в чрезмерном довольстве, неизбежно ждёт скорый крах. Хранители древних обрядов, щедры были Мотыльки ко всем, кто приходил к королевскому порогу. И не было сказителя, уходившего от их чертога голодным, и не было благородного гостя, которого не одарили бы богатыми дарами, и не было могучего воителя, которому бы не дали почёта и места в славной дружине. Благополучие Авиньона казалось незыблемым в те дни, и эльфам оставалось лишь внимать стародавним былинам. Мудрецы проводили время в гаданиях, благородные спорили о древности родов, воины отложили свои мечи и стали коротать дни в пирах, услаждая слух рассказами древней славы, и всякий питался былым величием, словно младенец, которого не оторвали ко времени от материнской груди.
Но, вот сундуки опустели, меха износились, а сокровищницы оголились, словно груди распутных эльфийских дев, кои теперь были лживым украшением каждого Дома. Таков был упадок древнего Авиньона. Дни Кейниона, Эсфелира и Лэалэндира, времена сказаний и героев, теперь жили лишь в строфах бардов, да и те исполняли свои мотивы вяло и печально, словно о далёком сне, безвозвратно канувшем в бездну забвения с первыми лучами рассвета. А, между тем, тень с южных гор снова расползлась над Дайяром, посягая на священные леса, и великий ужас поселился в приграничных землях. Но не было в королевских землях уже тех, кто помнил бы Двенадцать Славных Битв, кто мог бы верно построить унейр, чьи мечи были бы по-прежнему заточены и сверкали на солнце. Страх наполнил сердца эльфов, когда осознали они, каково их падение, и не напрасно. Ибо тёмные их сородичи подготовили свою месть, настигшую Авиньон, словно стремительный ястреб беспечную трясогузку.
Запылали леса на границе, тёмные твари стали пировать в некогда светлых лесах, а служители Боли проникали глубоко в страну, убивая мужчин, угоняя стада и уводя женщин в рабство. А воины Мотылька теперь не могли защитить своих сородичей, с трудом оберегая и собственные границы. Власть Единого Короля пошатнулась, когда Дома осознали свою вновь обретённую самостоятельность и необходимость выживать собственными силами. И всё же эльфы были верны памяти старины, а с нею - и Королю на Лиственном троне.

У Дивеайта, отца Илиндира, не было ни сил, ни способностей, чтобы изменить положение. И всё же искренними были его труды на благо своего народа, и искренней была горечь по утраченному благоденствию, и искренним стыд за то, как вынужденно нарушали Мотыльки древние соглашения о защите сородичей, продолжая, тем не менее, существовать за их счёт и называться властителями. Но, если Ночные Бабочки утратили и прежние богатства, и воинскую славу, и десять нынешних теалов не были ровней одному воителю древности, то было одно, что осталось при них - великая гордость. Именно гордость не позволила Мотылькам, издавна жившим за счёт войны и кормления, отложить на время мечи ради грязного, по их мнению, труда. Неспособные более поддерживать старые порядки, они, впрочем, совершенно не собирались отказываться от своего исконного статуса и роскоши. Тяжко было королю взимать сархад за оскорбление Величества, ибо знал он, что правы хулители, и дом его пал низко.
Тогда Владыке, Щедрейшему из Подателей, пришлось облачиться в робу просителя. И, хотя о сокровищах, отправляемых к Лунному Озеру другими домами, и говорилось, что то были лишь меры предосторожности, чтобы сохранить эльфийские богатства под охраной сильнейших воинов Авиньона, но и детям было ясно, какая едкая, двойная ложь скрывалась в этих словах, сказанных только затем, чтобы не было в том хулы на Короля. Всякий видел, как быстро тратились и эти клады, и привлекались новые, а королевские писцы запечатлевали суммы на пергаменте - странный обычай, почерпнутый у людей, не столь гордых, чтобы опасаться слова "долг".

Илиндир был поздним ребёнком и родился тогда, когда достойный отец его уже не мог выдерживать веса Короны. Мать же его была живым воплощением благодетелей и пороков эльфийского общества тех лет: прекрасная и гордая, но неразумная, невоздержанная и жившая в иллюзорном мире прошлого. Родители редко видели сына, и сперва его окружала забота лишь нянек - беззаботных, как и сам мотылёк, эльфийских дев - и доброй кормилицы. Это было время счастливого, но болезненно короткого детства. Самое же радостное воспоминание тех лет было об исключительных моментах, когда в светлые покои ребёнка приходила его мать, и чарующим голосом зачинала своё повествование о королях, героях и возлюбленных древности. По сей день помнит Илиндир то небывалое вожделение и нетерпеливое ожидание встречи с любимой и далёкой матерью, её светлым образом, в котором она, несомненно, была подобна самой На'аре. Когда плела она свои магические речи, ребёнку являлись торжественные видения небывалого великолепия, и память о том - самое благословенное, что ещё хранит в глубине души Король на Лиственном троне. Зачем приходила его мать? Ведь её не интересовало ни воспитание сына, ни будущее её земли; она сама была словно бы пленницей своих рассказов. Но ребёнок, вдохновляемый этими образами, рос мечтателем и не было для него радости большей осознать вскоре, что он не был лишь отстранённым наблюдателем, но что ему самому предстояло стать королём - великим, как уверяли беспечные няньки.
Но это была последняя великая радость Илиндира, и вместе с нею завершилось это краткое детство. Ибо, едва повзрослев, наследник стал достаточно сознателен, чтобы ощущать охватившее Авиньон чувство тревоги. Он был оторван от женской опеки и, согласно обычаю, передан на воспитание благородным родичам, у которых стал проводить половину времени, другую же половину - в стенах Храма и среди друидов. Так началось обучение Илиндира, быстро развеявшее сладкий сон детства.

А повзрослеть принцу пришлось рано, гораздо раньше, чем большинству его сверстников, ибо волшебные повествования сменились суровыми поучениями, и в них всё чаще слух мальчика различал грозные намёки на нынешние и грядущие бедствия Народа. По настоянию короля, мудрецы торопились с образованием принца. Дивеайт предчувствовал недоброе, знал, что недолго ещё сможет, не сгибаясь, жить под тяготой злосчастной Короны. Ему нужен был наследник, хотя бы частично подготовленный к этой ноше, и времени оставалось совсем немного. Король Дивеайт действовал через своих советников и родичей, сам же никогда не посещая сына. Тогда Илиндир ненавидел отца за злое пренебрежение, теперь же ему кажется, что не было для короля большего несчастья, знать, что единственное дитя своё он обрекает на столь нелёгкую участь, не в силах ни помочь ему, ни облегчить грядущее. Невыносимо было Владыке смотреть на агнца, ведомого на заклание и не ведавшего пока об этом.
Но некоторое осознание того, что верховная власть не есть сладкий плод, пришло к Илиндиру уже тогда, когда всё его время стала занимать учёба, и это в возрасте, когда большинство эльфийских мальчиков - сущие дети, проводящие дни в забавах и играх. Он же теперь изучал законы и обычаи светлых эльфов, и учился прилежно, вдохновляемый в трудные минуты воспоминаниями о материнских историях. Мудрые наставники, поймавшие этот настрой, умело использовали мечтательность и неосведомлённость Илиндира. "Малая жертва ради грядущего величия" - говорили они. Трудно винить их за эту вынужденную ложь. Отдохновение от образования давали Илиндиру лишь охота и обязательные тренировки с оружием, к которым тот, памятуя о героях древности, искренне пристрастился.
В двадцать два года Илиндир был коронован эделингом - принцем-наследником Короля на Лиственном троне. Он проявлял немалый талант и способности, так что придворные оценили их по достоинству. Но и этого было мало королю, поскольку знал он, что сын его не ведает и половины тех превратностей, с которыми ему предстоит столкнуться.
Теперь Илиндир был уже достаточно проницателен, чтобы собственными глазами увидеть правду - и ужаснуться. Ведь, хотя и прежде знал об упадке былой славы, и представить не мог, сколь бедственным окажется настоящее положение вещей. Особенно здесь, в Доме Мотылька, чьи сундуки были пусты, меха изношены, а сокровищницы оголены до каменных плит. Воины не точили меча, жёны не хранили верности, мудрецы не наставляли молодых, и всякий заглушал боль совести вином или лунным соком.
Вскоре, как и предписывает обычай, эделинг отправился объезжать весь Авиньон, обширные владения благородных Домов и их старейшин. Хотя всюду принимали его с видимым почётом, соблюдая древние законы гостеприимства и кормления, Илиндиру пришлось видеть разорение некогда великих родов, слышать о неисчислимых бедах сородичей, ощущать презрение во взглядах из тени, за которые не взыщешь сархад. И даже низкородные смотрели на эделинга, как на должника, а не сына властителя. Боль и разочарование всё больше наполняли сердце Илиндира, когда познавал он различие между нынешними печалями Народа и блистательными легендами его матери. И не было того, что причиняло бы ему страдания большие. Не было, до одного рокового дня.

Десять лет прошло со времени коронации эделинга, и с тех пор пришлось ему познать рок, постигший светлый эльфийский народ, и мало что осталось от иллюзий детства, кроме снов. Знал принц и об угрозе с юга, из мрачного царства Ррица, о котором говорили ему наставники, что не было врага для эльфов страшнее, чем их собственные тёмные сородичи. И всё же это было лишь книжное представление, и до сих пор не ведал Илиндир истинной угрозы, исходящей из зловещих горных чертогов. А пренебрегать этой угрозой было нельзя ни теперь, ни, особенно, в грядущем, ибо сила Ррица, не в пример светлому королевству, росла с каждым днём. Король не знал, но чувствовал это, то же чувствовали и его родичи, но не эделинг, доселе видевший лишь бледные тени настоящей тьмы. Даже дозоры и отражение редких рейдов не могли дать ему реального представления об этом древнем зле. Но вскоре Илиндиру представилась возможность выучить его последний - и главный - урок.
Тогда большой отряд тёмных эльфов, предводительствуемый жрицами верхом на тенеплётах, вторгся в пределы Авиньона, разорив многие плодородные земли. Сражаясь с ними, пали благородные воины, родичи старейшин, среди них немало самих Мотыльков. Но ещё больше эльфов, особенно юных девушек, будущих жён и матерей, было захвачено и уведено в рабство. Закон, что был древнее письма, гласил о мести за пролитую кровь родича. В своей слабости, эльфы часто стали забывать о непреложном долге защиты и талиона, но это преступление они не могли простить. Разгорячённая кровь взывала к отмщению.
Рябиновый Рожок созвал старейшин и их дружины к Лунному Озеру, и король призвал их к тому, что едва ли случалось со времён Лэалэндира. Теперь речь шла не просто о защите границ, но об ответной вылазке в Рриц, мести тёмным за причинённое разорение, и попытки спасти тех пленников, кто ещё мог быть жив. Были те, кто возражал: зачем же отправлять на верную гибель ещё больше воинов, чем уже погибло? Но король оставался непреклонен, а кроме того, на его стороне, на сей раз, был древний закон и право мести. Дивеайт понимал, какую жертву он приносит, но этого требовали его честь, его бессильная злоба, его стремление избавиться, наконец, от сковавшего их народ страха. Заглянуть в пасть ко льву - весьма смело для престарелого короля. Но не слишком ли поздно?
Ответный рейд стал кровавой потехой для Королевы Боли. Не в пример светлым, тёмные сородичи всяко лучше были готовы к встрече с непредвиденными обстоятельствами, а потому неожиданное нападение из Авиньона не произвело разгромного эффекта. И всё же ярость светлых эльфов и их стремление отомстить были велики. Они пролили немало тёмной крови, сполна насытившись, прежде, чем мерзкие чудовища выползли из тёмных пещер. Теневые ткачихи, нежить и иные твари, как только На'ара и все светлые боги могли допустить саму возможность существования этих порождений кошмара? Сердца эльфийских воинов содрогнулись, содрогнулся и Илиндир, всё это время храбро сражавшихся в рядах отцовской дружины. Вдали от своих благословенных земель, здесь, где длинные тени гор, казавшихся воплощениями тёмных божеств, сдавливали их в своей хватке тьмы и страха, эльфы чувствовали себя беззащитными перед могущественным злом, что стояло за этими чудищами. И всё же они продолжили сражаться.
Ведомые стремлением вызволить уведённых пленников, некоторые отряды пробились к пещерам. Среди них был и эделинг. Там они узрели, как копошатся в первозданной тьме её мерзкие отродья - пауки, змии и иные, ещё более чудовищные. Горе тому, кто попадал в их нечестивые, зловонные пасти. Другие ходы были свободны от этих монстров, как казалось на первый взгляд. Они вели вглубь зловещих подземелий, куда тёмные эльфы, подобно зверям, утаскивали свою добычу. Тем, кто попадал в окутанные мраком тоннели, не было пути назад. Но светлые кровью проложили себе дорогу туда. В сердцах молодых и горячих воинов теплилась надежда увидеть родных и близких, уведённых в эти глубины. О, лучше бы им никогда не ступать под тёмные своды пещер. Ибо глазам их предстало зрелище, которое могло бы сломить и видавшего виды старца. Плоды отвратительных, богохульных экспериментов, искорёженные тела родичей, принесённых в жертву образом, изощрённый садизм которого заставил бы опешить и самого злостного людского палача. Но хуже всего - невыразимое зло тёмной магии и безумных рабов её, творивших вещи, о которых не говорят при дневном свете. Никогда не забывал Илиндир леденящие душу образы, и порою они всё так же восстают в его кошмарах, в своей былой чудовищности. В ужасе покинули воины эти злые пещеры, не в силах расстаться с мыслью, для сколь жуткого пира стали пищей их родичи.
Вскоре, ситуация на поверхности стала складываться плачевно для светлых эльфов. Их тёмных сородичей и чудовищ становилось всё больше, грозя окружением. Светлым оставалось лишь отступать, унося раненых товарищей и беспомощно глядя, как гули пожирают неостывшие тела убитых, либо же оттаскивают в тыл для ещё более зловещего дела некромантов. Лишь немногих удалось спасти, чтобы затем достойно захоронить в курганах благословенной земли. Среди них и Эстанир, дядя Илиндира, хирвайд королевской дружины.
Да, в тот час, познал эделинг силу истинной тьмы, в пастях монстров, в плетениях тёмных чародеев, в безумном смехе Царицы Боли, что властвовал над мрачными подземельями.
Таков был последний урок будущему правителю. И самый жестокий из всех. Зловещий страх поселился в сердце Илиндира, в самой глубине духа, чей бледный огонь был виден лишь иногда, играющим у самой кромки тёмных зрачков. И теперь уже не скорбь по утраченному величию терзала эделинга более всего, но этот страх, не труса, но воина, познавшего настоящую силу своего великого врага, что грозит стереть в прах всё столь желанное и дорогое.

Когда обучение принца было завершено, он, согласно обычаю, отправился в странствия по чужим землям, главным образом, человеческим. Здесь он познакомился с культурой и традициями людей, побывал у гномов, многое узнал об этих народах и проникся к ним немалым уважением, что было взаимно, ибо эделинг был умён, эрудирован и приятен в общении. Посетил принц и столицу людей, город Раверан. Здесь он беседовал с королём Ричардом и многими достославными представителями их Великих Домов.
После того, как король милостиво согласился разместить его родичей в своих просторных залах, эделинг, следуя обычаю, взял с собой лишь двух преданных оруженосцев и отправился путешествовать инкогнито, чтобы познать тяготы похода, вкус чёрствого хлеба и безцарственное отношение окружающих. Немало интересного приключилось в этом путешествии, но особенного упоминания достоин один случай.
Когда эделинг путешествовал по Западным Землям, то подвергся нападению врагов. Но то были не простые головорезы, ибо, хотя среди них и были люди, но возглавляемы они были тёмными эльфами. Неясно было Илиндиру, каким образом сумели тёмные отследить его путь сюда, но точно не миновать было бы ему погибели в тот день, если бы не наёмная банда, случайно обретавшаяся неподалёку и привлечённая лязгом стали. К тому времени, когда наёмники отогнали убийц, раненый эделинг отбивался из последних сил, а оба его спутника уже были мертвы. Правда, наёмники не были ведомы благородными стремлениями, и захотели немедленно убить и обобрать самого Илиндира, что, вероятно, и сделали бы, если бы не вмешательство одного из воинов. Этот неотёсанный мужлан, как показалось эделингу, поочерёдно сразил трёх человек, покушавшихся на имущество принца, а, когда желающих биться с ним поубавилось, поставил Илиндира на ноги. Этим человеком был Редгар Костолом, варвар с севера, изгнанный из своего клана.
Капитану наёмников пришлась не по душе затеянная Редгаром потасовка, а потому он приказал ему и эделингу убираться куда подальше. Им двоим пришлось выживать собственными силами, и некоторое время они ещё скитались по Западу, ибо Илиндир опасался того, что его тайные враги всё ещё преследуют его. Долго он расспрашивал воина, почему тот помог ему, но внятного ответа не дождался. Когда же эльф почувствовал, что пришла пора возвращаться, они отправились в Раверан, где эделинг, наконец, открыл свою истинную личность новому знакомому. Согласно обычаю, он воздал должное всем, кто был добр к нему во время этого путешествия, не зная, кто таится под личиной бедного странника. Воина же, спасшего его жизнь без видимой причины, удостоил высшей из возможных наград, тем более для человека - причисления к тейр'хиран, Свите Короля.

Вести о смерти отца настигли эделинга, когда он ещё пребывал в Карфанире, и он немедленно снарядился в дорогу, оседлал свой новый флагман - щедрый подарок короля Ричарда - и отплыл на Дайяр. Мало чего страшился Илиндир более этой минуты, когда ему, наконец, предстоит взвалить на собственные плечи тяжесть управления своей увядающей родиной. На какие сделки с совестью придётся пойти, какие препятствия преодолеть, скольких дорогих и близких ему эльфов обидеть, чтобы только сохранить и поддерживать зыбкое равновесие меж злосчастных вечнозелёных крон. Не радовали его более родные леса, и даже красота Лунного Озера не могла придать достаточной силы духа эделингу, в его думах о грядущих лишениях.
В его отсутствие, родичи и Иштар крепко поддерживали порядок в государстве, так что смуты можно было не опасаться, во всяком случае пока. И всё же уста старейшин приоткрывались в удивлённых, а порой и возмущённых, вопрошаниях, и неудивительно, ведь со времён Мелтенира Юного, не было ещё у эльфов столь молодого и неопытного короля. Подумать только, эделинг даже не получил магического посоха!
Всё же, несмотря на все противоречия, после похорон предыдущего монарха и траура, состоялась торжественная коронация нового, Илиндира III из Дома Лунной Бабочки. По обычаю, пышная, но снова оплаченная долгами других Домов. А после все застыли в ожидании: что же предпримет новый владыка, каковы будут его шаги и политический курс, окажутся ли верными опасения старейшин, утверждавших, что чрезмерная молодость скажется на инфантильности мысли?
Но новый король удивил и друзей, и недоброжелателей. Он поступал осторожно, а решения, принятые им, были тщательно взвешенными. Во всём Илиндир искал опоры древнего закона и традиций предков. Проявлял он также гибкость, и даже некоторую мудрость, столь несвойственную эльфам его возраста, так, что некоторые прозвали его старцем в юношеских годах. И это было недалеко от истины, ибо лишениями и заботами взрослеет человек. Их-то Илиндиру всегда хватало, а теперь, с тяжестью Короны на главе, стало ещё больше. Ибо Авиньон угасал, словно лучина, и король с горечью взирал на это, и тем сильнее была его горечь от того, что не знал он, как поддержать огонь.
Вскоре Королю на Лиственном троне пришлось столкнуться с недовольством Домов. Решения его были непопулярны, но необходимы для выживания Королевства. Старейшины открыто выражали недовольство и до сих пор лишь поддержка Храма и родичей служила Илиндиру непоколебимой опорой. Но вскоре и ей суждено было оказаться расколотой, ибо Король задумал то, что и ближайшие из тейр'хиран могли счесть безумием. Илиндир решил принести присягу Королю Людей из-за Моря, самому стать его подданным, а своё королевство отдать под защиту тех, кого большинство эльфов считало не более, чем варварами.
Что это? Взвешенное решение, подобно многим предыдущим, гамбит в тщательно продуманной партии, либо же капитуляция того, кого вес тяжелейшей из корон сломил в самые молодые годы, не доведя до милосердной смерти? Пожалуй, сам Илиндир не знал ответа на этот вопрос. Но к роковому шагу он подготовился, как умел, искусно.

Важные факты

- Хотя по натуре своей Илиндир мягкосердечен, жизнь научила его являться жёстким и даже жестоким, когда это необходимо. А необходимость такая почти всегда продиктована не личными пристрастиями Короля, но тревогой о благополучии государства, сохранении порядка в его границах. Илиндир терпелив к возражениям и прислушивается к чужим советам, но прекословия против окончательных своих решений склонен отсекать. К поверженным противникам Илиндир милостив, к упрямствующим суров. К друзьям же, родичам и всем верноподданным относится он всегда приветливо и снисходительно, никогда не позволяя себе высокомерия и чванливости. Он проявляет заботу об окружающих, стремится угодить, если это возможно, и не чурается дружеского разговора даже со слугами, за что заслужил славу доброго короля.
Тяготы правления давно уже лишили Илиндира той лёгкости беседы, какая была присуща ему ранее, и которой он так легко покорял сердца мужчин и женщин. И всё же природный дар красноречия не был забыт, теперь умело используемый королём в политике. Впрочем, даже в своих обращениях к Совету, Илиндир всегда старается поддерживать благожелательный и оптимистичный тон, хотя, с каждым разом, это даётся ему со всё большим трудом.
«Никто не уходит от Лунного Озера с тем лишь, с чем пришёл туда» - гласит старая поговорка, восхваляющая щедрость Дома Мотылька, чьи короли известны были своими расточительскими дарами. Теперь, несмотря на бедность, Илиндир продолжает следовать стародавней традиции, пусть дары и близко не так богаты, как когда-то, а отрывать порой приходиться и от себя, в буквальном смысле. Но и по сей день не найдётся сказителя, который уйдёт от королевского двора без воздаяния за изысканное исполнение, и благородного гостя, которому бы не обеспечили достойный его статуса приём.
С радостью принимают в Доме Мотылька всякого просителя, если только просьба его разумна и не вступает в противоречие с правами других и древним законом. И Илиндир, Третий Этого Имени, поддерживает репутацию Мотыльков, как справедливых и благосклонных правителей, добавляя к этому собственное благоразумие.
И всё же гнев и обида не были чужды королю, не чужд и страх, и некоторые странности. Он всегда мог стерпеть личное оскорбление, но гордость не позволяла ему простить таковое, нанесённое чести Дома, родича или самой Короне. Горе тому, кто сумеет разбудить зло в Мотыльке, ибо он знает цену мести и мстить станет жестоко. Он будет непреклонен в своей тихой ярости, и благородный лик накроет мрачная тень, подобная тем, что отбрасывают страшные горы Ррица. А, возможно, это всё та же тень, просто никогда не покидавшая Илиндира с тех пор, как он увидел её впервые. Темно безумие, поселившиеся с давних пор в самых укромных уголках души короля.

- В своём стремлении защитить Авиньон, уберечь его от тьмы, ползущей из Ррица, Король-Мотылёк полагается отнюдь не только на силу людей. Ему ли не знать, что в роковой час воин полагается лишь на собственную отвагу, крепость щита и стойкость рода. Поэтому Илиндир уделяет большое внимание увеличению собственной обороноспобности государства, в особенности же тем, кто когда-то сплотил его под Единой Короной - воинам своего Дома. В правление Илиндира была восстановлена репутация Дома Мотылька, как самого грозного в военном отношении. Дружина была пополнена и приведена в боевую готовность, возобновились тренировки и игрища, погосты были вновь укреплены. Теперь, когда реализуется уния с Королевством Людей, князь рассчитывает, что людское золото и - что важнее - людская сталь пойдут на содержание и перевооружение его людей.
Сам Илиндир, унаследовавший архаичное восприятие значения короля, как предводителя своих людей, проводит много времени в воинском обществе и в дорогих его сердцу упражнениях с оружием. Король, хоть и не овладел и основами магии природы (и это, пожалуй, то единственное, в чём он пошёл вопреки традиции), не столько в силу недостатка времени, сколько из-за банальной незаинтересованности, тем не менее, в совершенстве постиг боевое искусство. Тут надо сказать, что, хотя все эльфы с детства обучаются обращению с луком, дружинники Дома Мотылька в более зрелом возрасте переходят на оружие ближнего боя, что связано с ещё давними постановлениями короля Лэалэндира Высокого, создавшего первые постоянные подразделения копейщиков и всадников, чтобы защитить лучников других домов от яростной ррицкой пехоты. С тех пор, среди высокородных членов Дома Мотылька, составляющих аглон (дружину), считается честью сражаться с копьём и щитом, тогда как лучники представлены более многочисленным киртом (ополчением). Особенным же почётом пользуются квиансар - воины, владеющие техникой «танца бабочки», сражавшиеся с парными клинками, так называемыми крыльями мотылька. Этой техникой, несмотря на свою сложность, удалось овладеть (и развить амбидекстерские способности) самому Илиндиру. Потому он пользуется уважением своих людей не только, как лидер, но и, в немалой степени, как чемпион, будучи очень искусным бойцом - для своих лет, разумеется.

- Илиндир не перестаёт поддерживать веру подданных в то, что власть Короля на Лиственном троне священна, хотя сам уже давно так не считает. И многое из того, во что раньше верил сам, ныне Король почитает за иллюзии. Но по-прежнему в его сердце царит искренняя преданность славным сказаниям, а вместе с ними - и старинным традициям, и древнему закону. С детства Илиндира готовили к тому, что он столкнётся с хитросплетениями эльфийского права и, в нужный час, он должен был судить взвешенно и справедливо. Илиндир всегда стремился к поддержанию старых порядков, сохранению власти древнего закона, установленного великими предками. Его подготовили хорошо, и мало какой толкователь мог сравниться с ним в запутанной теоретике. Что же касается не менее запутанной практики, то тут, по крайней мере, властитель не ударил в грязь лицом. Взойдя на трон, Илиндир немедля озаботился восстановлением некоторых попранных обычаев, ответственность за соблюдение которых возложил на всякого своего подданного. Король также разрешил многие затянувшиеся споры и разбирательства. С особенным же трепетом он отнёсся к защите чести главных Домов перед посягательством низкородных стервятников и повелел упрочить соблюдение непреложных обычаев гостеприимства, кормления и кровной мести. По прежнему король старается во всём следовать традициям и поддерживать авторитет древнего закона повсюду в Авиньоне, впрочем, умело пользуясь своими познаниями и в политической игре.

- Порой Илиндиру снятся сны о былом величии светлых эльфов, о времени Лэалэндира и три раза по сотне, три раза по десятке и ещё восьми героях, о том, как преодолевают они лесные чертоги, заливаемые солнечным светом, на скакунах серой масти. Сверкают их копья на свету и дрожат враги от поступи коней, ибо ведают - пришёл час их гибели, не укрыться им и не одолеть прославленных героев, что едут на битву за своим королём. Но ещё чаще видит он сны о настоящем или мрачном грядущем, ибо слишком глубокую печать оставила тьма Ррица в душе молодого короля, чтобы когда-либо забыть её. В этих кошмарах вновь видит он зловонные пещеры под тёмными горами, леденящий душу мрак и вопли пленников от страшных дел, что вершат над ними бездушные маги тьмы. Порой же видится ему Лунное Озеро и дворец, объятые огнём и тьмой. Повсюду вокруг гигантские ткачи, оплетают своими склизкими нитями благословенные деревья - и самого Илиндира! Обессиленный и израненный, пытается он вырваться, чтобы защитить стены Храма - всё ещё нетронутые, когда пауки взбираются на него и всё вокруг проглатывает ядовитый туман.
После таких снов, король просыпается в холодном поту, бледный как тень, и даже ласки держательницы его ног не в силах успокоить его. Лишь выйдя во двор и сжав в руках клинки, обретает он некоторое успокоение. Ибо тогда, во дни вылазки его отца, он понял кое-что важное: есть в этом мире места, куда и светлые боги ступить боятся. И там, в зловещей мгле, будь ты эльф или человек, но лишь на силу рук твоя надежда.

Способности

Физические: как эльф, ловок, быстр и изящен. Как воин, крепок и вынослив. Обладает острым зрением и слухом, ну и прочим набором физиологических отличий своего народа. Отточил стремительную реакцию методом раскалённых углей (распространённая среди квиансар практика).
Бытовые: что касается образования, тот тут наставники постарались привить Илиндиру в сжатые сроки всю ту информацию, которая может ему пригодиться в правлении. Вполне успешно и, главное, не зря. Особенно преуспел Бражник в истории, риторике, географии, а также праве и традициях своего народа. Кроме того, его познания касаются в немалой степени и военного дела, чем особенно интересовался эделинг, находясь в странствиях по землям людей. Хотя, молодость Бражника не позволила ему углубиться в изучение этих предметов достаточно, чтобы сравниться с учёными мужами его Дома, он талантливый ученик, обладает хорошей памятью и, надо отдать должное, даже став королём, Илиндир продолжает совершенствоваться в знании под руководством мудрецов. Что же касается тех пробелов и недочётов, которые неизбежны в столь молодом возрасте, даже и при очень старательном обучении, то в этом случае к услугам властителя многоопытные старшие родичи и многочисленные советники его Дома.
Относительно жизни в быту, можно сказать, что Илиндир не слишком избалован, познал походную жизнь и вполне может самостоятельно выживать в лесу... какое-то время. Базовые навыки кулинарии, разведения огня, изготовления примитивного оружия из подспудных средств также в наличии.
Боевые: сознательно отказавшись от познания магии, Король-Мотылёк, ещё в бытность свою принцем, сосредоточился на обретении боевых навыков, достойных чемпиона своего народа. Не столько жажда славы или признания людей заставляла его каждое утро изрубать на кусочки манекены, сколько глубинный страх перед увиденной однажды тьмой на юге. Во снах он видит, как орда богомерзких чудищ оскверняет его дом, топчет и пожирает тела родичей, и столь реальными кажутся эти кошмары, что Илиндиру остаётся лишь готовится. И, ежели когда-нибудь обретут плоть худшие из этих ужасов, пусть он будет готов их встретить.
Хотя Илиндир, как и большинство эльфов, искусен в обращении с луком, а также в некоторой степени обучен сражаться всяким подходящим оружием, но предпочитает ближний бой, в особенности же - «танец бабочки», изящное, но смертоносное искусство владения парными клинками. Немногие осваивают его, и Илиндир один из них. Бражник заслужил уважение своих людей, став самым юным мастером этого стиля, и, хотя пока он не превзошёл старейших танцоров Мотылька, но, по их мнению, его предрасположенность и усердие, со временем, сделают из князя одного из лучших фехтовальщиков Авиньона.
Магические: нет.

Имущество

Пустые сундуки, и изношенные меха, и оголённые сокровищницы Дома Мотылька.
Из личного: трофейные парные скимитары «Скорбный» и «Мстительный», кольчуга гномьей работы из мельчайших колец, королевские одеяния, скакуны из королевских конюшен, серебряная тиара, носимая в отсутствие Короны.
Серебряный рог Араннар, щит Эмрасфаль, меч Хильсдин, нагрудник Фераса Громовой Поступи, Корона Бабочки, шлем Мирралон - фамильные реликвии Дома, а также регалии Короля-Мотылька. Меч, рог и щит зачарованы светлой магией и оказывают деморализующее воздействие на тварей тьмы. На шлем одет венец, используемый в качестве боевой короны монарха и вдохновляющий своим сиянием в битве.
Артефакты:
Дары Королей. Уникальные артефакты, по одному на каждый из Великих Домов Авиньона. По легенде, эти дары были преподнесены Лэалэндиру бывшими королями, склонившимися перед ним, в знак своей верности и покорности. Считается, что, пока Дары хранятся в главной сокровищнице Чертогов Мотылька, ни один из Домов не посмеет поднять оружие против владык.
Каа'тейр, иначе Скипетр Королей и Вечный Стебель - скипетр Короля на Лиственном троне, вместе с Илассритом - главные королевские инсигнии. Используется королями в качестве магического посоха. Его свойство заключается в значительном усилении плетений светлой магии. Поскольку Илиндир таковой не владеет, ему скипетр без надобности, будучи используемый теперь только в качестве королевской регалии и в религиозных ритуалах.
Илассрит, иначе Благословение Богини - кольцо, согласно мифу дарованное самой На'арой первому Королю-Мотыльку. Лишь истинный Король на Лиственном троне может надеть его. После смерти короля, Илассрит может быть надет лишь законным эделингом, и это является главным испытанием наследника перед интронизацией. Магический алмаз в серебряной оправе освещает тёмные пространства по воле носителя, а также способен исцелять прикосновением лёгкие раны, воспаления и ушибы.
Обруч Рина - артефакт, почти столь же древний, сколь и Илассрит, хотя и не обладающий идентификационными особенностями. Это тонкий латунный обруч, носимый Королями под тиарой или короной. Он защищает носителя от любых воздействий ментальной магии. Также, если по надетому обручу пальцем описать круг по часовой стрелке, то на небольшом пространстве вокруг носителя разольётся изумительная успокаивающая мелодия, а Обруч вберёт в себя некоторое количество испытанных носителем негативных эмоций. Если же описать круг против часовой стрелки, то это даст небольшой прилив свежих сил и бодрости. Между каждым таким применением Обруча должно пройти не менее трёх часов.
Хиаль - белый прозрачный кристалл средних размеров, возвышающийся на каменном пьедестале в главном тронном зале Чертогов. Хранит в себе портреты всех королей прошлого, носивших Илассрит. При живом монархе может на мгновение показать место его нахождения. В минуту смерти короля кристалл темнеет.
Виссал - защитный амулет, созданный друидами для Илиндира, чтобы уберечь короля от кошмаров. Справляется со своей задачей не слишком успешно.
Аркан королевы Арнагел - ещё один артефакт, уходящий корнями в мифическую эру Светлой Ночи. По легенде, сначала принадлежал Дому Оленя, но был передан в качестве свадебного дара Королю-Мотыльку его супругой. Свойство этого аркана таково, что любое дикое существо (кроме тёмных тварей), на которое он будет накинут, немедленно станет покорным и преданным до конца дней своих владельцу аркана. Этот аркан используется в сакральном ритуале приручения своего первого ездового животного эделингом (принцем-наследником Лиственного трона). Некоторые считают, что с его помощью можно приручить даже дракона, но это пока никому не удавалось проверить.
Седло, уздечка и упряжь Кейниона - говорят, что Кейнион был лучшим из эльфийских наездников и великим воином короля Мистафара, отца Лэалэндира Высокого. Король даже разрешил ему использовать свой магический аркан для подчинения единорога. Однако, Кейнион не был до конца удовлетворён вечной лишь преданностью животного. Воин жаждал слиться с ним воедино, чтобы одна лишь его мысль направляла верного скакуна. Тогда он заказал друидам и ремесленникам создание такого седельного снаряжения, которое делало бы всадника и его коня единым целым. Друиды не до конца поняли просьбу героя, но действительно создали магическое снаряжение, удобное и приятное, как животному, так и эльфу, а также позволявшее управлять скакуном одной лишь волей наездника. После смерти Кейниона, это снаряжение перешло во владение Королей, в обычае которых стало жаловать его мерас'хиру - вождю всадников.
Лира Эгильвена - музыкальный инструмент, принадлежавший великому барду древности. Эта лира хранит в себе старинные песни и сказания. Она играет лишь в руках того, чьи порывы чисты и благодетельны, и кто следует пути искусства не ради денег или славы. Однако, если такой человек найдётся, то божественное вдохновение сойдёт на него, а память озарится многими творениями древнего эльфийского искусства, так что ему всегда будет, что исполнять в Чертогах Мотылька. В некоторых легендах говорится, что лира сама могла «обучать» некоторых бесталанных музыкантов, которые брались за неё с чистым сердцем и искренним намерением познать тайные вселенской симфонии. Ныне лира является сокровищем Королей-Мотыльков и жалуется гальгафеду - главному барду двора.
Питомцы: чёрный охотничий мастифф Киунаг, предводитель своры. Охотничий сокол Ресс. Ручная кали Анаруссиль (приручена с помощью Аркана), именуемая тейар'мера - Королева Ездовых.
В остальном - что в родных землях приглянётся.

Планы на игру

Равенство, социальная справедливость, открытые границы.
Туманны и загадочны; зависит от соигроков.